
Название: СИНИЙ ЛЕД
Фандом: Supernatural
Автор: Mdm iCat
Бета: Jana.
Дисклеймер: жаль, что не мое.
Предупреждение: гомосексуальные отношения между мужчинами, мат, повествование от первого лица, чисто авторское видение происходящего, легкое заигрывание с каноном.
Рейтинг: PG-13
Перинг: Люцифер/Смерть.
Размер: Драббл.
Описание: спокойствие может разбиваться.
От автора: читать дальшекатализатором для создания этого драббла стал вот этот арт. Кто знает автора картинки - отзовитесь, буду кланяться.
Саундтрек прилагаю.
Смерть никак не выказывает своего отношения к происходящему, когда я бесцеремонно усаживаюсь на подлокотник его кресла, нагло сбрасывая его руку с мягкой ткани обивки.Смерть никак не выказывает своего отношения к происходящему, когда я бесцеремонно усаживаюсь на подлокотник его кресла, нагло сбрасывая его руку с мягкой ткани обивки. Никаких эмоций, лицевые мышцы будто заморожены. Никаких эмоций внутри, только синяя пелена равнодушия. Его синий цвет выцветший, как полоска неба бесконечными засушливыми летними днями этой прекрасной планетки. Это было прекрасно, если бы не раздражало так.
Самоконтроль – сложная штука. Никогда не мог понять – зачем он нужен? Самоконтроль прячет истину, он как последний фиговый листок, прикрывающий человеческие пороки. Зачем скрывать пороки? Человек – порочен по своему существу, каждая порочная частичка его тела источает порочное зловоние, только все вокруг настолько примирились с этой вонью, что никак не хотят вдохнуть свежего воздуха, как ни тащи их навстречу. А те, кто понимает, сначала впадают в прекрасную по своей глубине депрессию, которая заканчивается тем или иным способом (само)устранения. Прекрасно и почти чисто. Отец мог бы гордиться, хотя никак не может понять.
Михаил бы обрадовался, но точит на меня мечи. Милый братик остается неизменным в этом мире изменяющихся возможностей. Прелестно. С существами почти, но все-таки не так. Эмоции позволяют разобраться что к чему. Существа чисты, как чисты вирусы по своей природе. Лишь попадая в человека, как говорит Чума, они проявляют его истинную зловонную сущность.
Болезнь чиста, чисты и демоны, захватывающие тела, чисты ханжи, называющие себя ангелами, но лишь попав в человеческое тело они приобретают весь букет ароматов урбанизации. Даже я прованиваюсь все сильнее с каждым часом прекрасным тельцем Ника, которое уже проявляет все радости интоксикации моей сущностью и свое отношение к моему активному образу жизни. Рубцы не желают заживать, раны гноятся, куски плоти так и норовят отвалиться от костей. Но я скоро покину этот мешок и переселюсь в младшего Винчестера. Его тушка зловонна, как и другие, но все же намного надежнее нынешнего воплощения.
Смерть одаривает пристальным взглядом Чуму, вошедшего в комнату. Не отрывает взгляда и от его хождения из угла в угол. Чума истерично заламывает руки, сыплет проклятиями, цепляется ступнями за ножки стола. Половицы скрипят под ногами всадника, от него исходит алая злость, желто-зеленый цвет обиды, и капелька темно-фиолетовой самокритики. Эмоции даже не относящиеся ко мне интересны. Чума все беспокойно двигается, взмахивает руками, его голос срывается наконец на злобное шипение:
- Чертовы Винчестеры со своей ручной собачкой!.. – три часа назад Чума лишился кольца. Без него наш болезнетворный совсем не может творить болезни. Жалость какая. Ну, хоть вирус-кроатон сотворил, может, скоро поставим на массовое употребление, на том спасибо. Единственное, что умаляет его заслуги – Винчестеры об этом прознали и уже на пути к складу. После всадника кучка демонов их не остановит. Найду это подлую блядь Кроули – подвешу за гениталии над сковородкой.
Всадники, три идиота, не способные даже просто припугнуть этих двоих без угрозы для себя. Без колец – они ничто. Кроме Смерти, пожалуй. Ему плевать на кольцо, ядро силы у него внутри, в отличии от этих троих, предпочитающий отделять себя и свои способности. Отдыхать когда вздумается, ленивые твари.
- Аккуратнее в выражениях. Винчестеры пока не мои и это прозвище я не люблю, – смеясь, бросаю я. – Ты же не хочешь, чтоб я всерьез обиделся, конный мой?– Чума замирает и я наслаждаюсь его грязно-серым страхом. Страх лично для меня, как привычно приятно. Он хватается за запястье своей отныне беспалой руки и прижимает её к себе, будто баюкая. Рука – цветочки, милый, по сравнению с тем, что я для тебя подготовил.
- Ты провалил все долбанное дело! – я срываюсь на крик. Смерть морщится, но блеклая синева остается прежней. Я способен видеть тонкую золотую полоску оков у него на шее и запястьях. Этот зверь служит только под давлением цепи. Что отличает его от того же Чумы. Потому он, как военный трофей, в разы ценнее. Потому что он сильнее даже меня. – Напугать! Напугать, но не пытаться убить! Никаких сифилисов и скарлатин, просто намекнуть про склады! Не говорить настолько открыто! Заставить побегать! А про выкладки в мой адрес…
Чума сглатывает. Милый, уши есть везде. Эти уши очень преданны мне, потому что жить хотят. В отличии от того же Кроули, хоть его час еще прийдет. Но вот убивать всадников – расточительно даже для меня, существа достаточно щедрого на казни. Тем более это потребует слишком долгой подготовки. Это не Винчестеров хлопнуть, нет, это убить старейшее существо, которое видело первую зарю Вселенной. Хоть и крайне безмозглое существо, что тут говорить. Губы Смерти слегка дрогнули, но я уже привык считывать с его лица мельчайшие эмоции, раз он не дает им естественного выхода. Блекло синие эмоции помутнели на какие-то микросекунды. Ироническая ухмылка. Эта эмоция первая в его котировках по отношению ко мне. Бесит. Как и то, что он лезет в мои мысли.
Пара довольно сильных демонов входят в комнату по моему мысленному приказу. Они, жестко чеканя шаг в своих дорого и безвкусно одетых носителях приближаются к Чуме. Тот смотрит на меня затравленно. Серый с зеленым оттенком. Так бы сразу.
- Они отвезут тебя туда, где мы с тобой обсудим твои промахи горячо и подробно. Позже. Потом поедешь к братьям, жалкая тварь. Если сможешь, конечно, – отдаю мысленный приказ демонам запереть, но не трогать его. Сейчас он бессилен и право первого удара за мной, там посмотрим. Терпеть не могу потрепанное мясо, хоть и не брезглив. Его промах крупнее остальных, его пятно самое яркое на плаще моего авторитета, уже откровенно забрызганном всей этой затеей. Но, может и с такими откровенно дурными картами на руках удастся выиграть в покере Апокалипсиса. Чуму выводят из комнаты мои ручные собачки, бережно вцепившись в его локти, почти выворачивая ему суставы. Хоть они мне преданы. Ярко оранжевая слепая покорность застилает их глаза.
- Это скорее шахматы, – Смерть впервые подает голос за последние шесть часов. Уж как я не пытался его разговорить, все было без толку, – Повелитель, – достаточно ядовито прибавляет он.
Синий затуманился взмахом багряного, но яркий штрих быстро растворился в море самоконтроля. Злость и усталость. Хоть что-то. Я помню, как может трескаться синий лед его спокойствия. Я помню, как ломаются звенья контроля, как наружу прорывается правда и безликое лицо сменяет маска гневного Божества. Ни от кого больше я не ощущал такой жгучей ненависти, даже спустя столько тысячелетий.
Еще один мазок багрянца, но он держится чуть дольше предыдущих. В улавливании мыслей есть и дурная сторона – их нельзя фильтровать. Если я захочу вспомнить как это было, то даже он не сможет меня остановить. Тем более он, пока на нем, как на дорогой певчей птице, мои маленькие колечки. Пусть будет рад, что я инвентарный номер на них не выбил. А хотелось бы.
- Серьезно? Хоть шарады, если тебе так нравится больше, – отзываюсь я, даже не думая прогонять из головы обрывки воспоминаний о Смерти, потерявшем контроль. Мы сидим совсем близко. Даже когда его голова находится на уровне моих ребер, он умудряется смотреть поверх меня. Багрянец не желает пропадать из его эмоций. Превосходно, еще немного огня не повредит.
Маленькая хижина на территории колонии Рима – будущего Израиля, а сейчас лишь безымянных пустынных земель. Евреи не возделывают почву, не садят хлеба, потому все так запущено. Один Отец знает, кто был строителем этой хижины и для каких целей она предназначалась. Но он никому не расскажет.
Внутри все испещрено линиями рун, это было не так просто, руки немного ноют, некоторые символы нужно было чертить своей кровью, сразу из раны. Это неприятно и достаточно негигиенично. Хотя, в этом мире такое смутное понятие гигиены…
Заклинание читалось легче, хотя оно было на древнем, темном наречии, на котором говорили только те существа, которые не принадлежали ни к одной из сторон сил. Сущность архангела с трудом подстраивалась под чужеродные рычаги оков, в которые он упрятал Смерть. Которые завязал только на себя. Найти эти рычаги было гораздо сложнее, сколько старцев пришлось запугать, умаслить или просто убить – лень вспоминать. Да и не нужно.
Смерть стоит в центральной руне. Он в облике темноволосого горбоносого мужчины с бледной кожей, матовыми глазами и тонкими, сухими чертами лица. Безбородый, в одежде северян. На его шее, разбрызгивая брызги золота на серебристый волчий мех, описывает последние спирали цепь, которая будет удерживать жнеца веками. Запястья пересекают такие же спирали. Как ему не жарко в этом обилии меха, тут не север.
Эмоции, Отец милостивый… Я чуть не застонал в голос. Кроваво-багровый – ярость, составлявшая фон картины. Обломками по краям болтались светло-синие клочки спокойствия, растворяющиеся в этом потоке красного. Черный – ненависть как ко мне, так и ко всей ситуации в целом. К оковам, к рунам и резкой жаре. Да, наверное жара была все же основополагающим фактором. Темно-лиловый – злость на себя за то, что не может вырваться. Там, наверху, не было таких эмоций. Они настолько яркие, что о них можно порезаться. О них хочется порезаться. Как хочется, так же хотелось уничтожить это жалкое человечество. Это мне и нужно – уничтожение и эти эмоции, которых я раньше нигде не видел. Братья были способны лишь на бежевое разочарование. Отец - на светлую, серую злость. Люди - на блеклые подобия истинных эмоций. А Смерть…
Я облизываю вмиг пересохшие губы и отмечаю резко усилившееся давление крови на стенки сосудов. Сердце стучит, как не стучало уже очень давно. Он продолжает спокойно смотреть, но от его сущности исходит такой ураган, что спокойное выражение лица кажется нелепой маской.
- И что дальше? – тихо и раздельно произносит он. Мне хочется смяться. Мне хочется его ударить, чтоб эмоции отразились и на лице. Я упиваюсь ими и я, впервые за тысячелетия собираю полный спектр. Разочарование, нежность, любовь, преклонение, но теперь и ярость. Теперь и ненависть. Я почти счастлив. Мне почти ничего больше не нужно. Почти.
- Ты теперь принадлежишь мне, – я улыбаюсь ему. Еще один резкий выброс эмоций. Я вздыхаю. Медленно, протяжно и почти развратно. Это почти возбуждает. Не хватает самой малости. По его оковам, повинуясь, моим желаниям резко проходит волна боли. Он морщится, с новой силой вспыхивает черный. Он делает невероятное усилие, зарождается малиновый сосредоточенности, и боль идет обратно. Я, слишком расслабленный после выброса чужих эмоций, не успеваю её блокировать. Теперь я стону и от боли тоже. Это еще приятнее. Перед глазами все плывет, откуда в нем такие запасы эмоций. Он же Смерть, жнецы вообще считаются неэмоциональными. Оказывается, статистические данные врут. Ноги отказываются мне повиноваться, я падаю на грязный пол хижины. В линию обзора попадают его меховые сапоги. Шедевр безвкусицы. Он исправится, уверен.
Смерть делает шаг из центра руны, когда я собираюсь и бью снова. Теперь без жалости, без попыток определить порог его переносимости и масштаб сил. Просто бью что есть силы, чтоб он сходил с ума от боли, чтоб не я один корчился на полу. Боль ярким белым разливается по нему, еще сильнее разжигая остальные эмоции, словно промывая их от всего лишнего.
Он терпит долго, я почти выбиваюсь из сил. Вдруг, все тухнет. Эмоции тускнеют. Его боль тут же прекращается. В мои планы не входит лишать его сознания. Только сломать, хотя бы на первое время, чтобы злость не исчезала. Все цвета исчезают, появляется темно-коричневый, который стремительно светлеет. Он поддался. По крайней мере сейчас. Я не рассчитал, если бы он был чуть более в форме, от меня бы осталось только выжженное пятно. Что-то вытянуло из него все силы до встречи со мной. Теперь мне удается разглядеть потенциал, он сильнее. Гораздо. Всегда был и всегда будет. Просто ему не повезло.
- Повелитель. – ядовито произносит он, у него глубокий и достаточно мелодичный голос. Я чувствую ликование. Его эмоции все еще пьянят меня и я подтаскиваю его полубесчувственное тело к себе. Он смотрит спокойно своими темными, будто не отражающими свет глазами.
Поддаюсь порыву и прижимаюсь к его губам своими. Это просто желание поработить его еще сильнее, поставить на нем свое клеймо еще и так. Не отвечает и не сопротивляется, только смотрит чуть удивленно. Отрываю его от себя на секунду, снова припечатываю болью.
Удивленно выдыхает, снова черный и еще ядовито-зеленый. Он резко ударяет по моим нервным центрам в ответ, а я снова его целую. Мне больно от его ударов, но это совсем не мешает мне распутывать его замысловатое одеяние, сплошь состоящее з меха и шкур. И это совсем не мешает ему кусать мои губы до крови. Он злится, но внезапно поддается. Злость его будто накапливается, но он позволяет мне выпутать его из куртки и рубашки.
Все это время он по-звериному вгрызается в мои губы, словно пытаясь сделать мне больно хоть так. Сил у него уже не осталось. Теперь он точно мой. И никуда не денется, понимаю я, резко, почти до крови кусая его за шею. Он выдыхает удивленно и почти обиженно…
Резкая боль в запястье заставляет меня выпутаться из жарких объятий моей памяти. Я открываю глаза и понимаю, что это Смерть посылает концентрированную волну боли в мою руку, крепко сжимая сустав своими длинными пальцами. Синего в его эмоциях все еще намного больше чем алого. Это очень грустно, это означает иммунитет. Нужно пару месяцев, чтоб довести его эмоции до той же концентрации. У меня нет этих месяцев, а его вторая рука резко хватает меня за шею.
Больно. Гораздо сильнее чем тогда. Меня не пьянят чужие эмоции, от неожиданности я падаю вниз, на пол, а он разжимает руки как раз вовремя, чтоб остаться в кресле. Смотрит на меня с плохо скрываемым превосходством. Ярко-золотой. Я смеюсь, сидя на полу, почти до истерики. Силы на исходе, я уже не могу его удерживать. Он порвет оковы в любую минуту, он только что наглядно это продемонстрировал. Цельного спектра эмоций больше нет. Мне плохо. Его взгляд выражает легкую степень удивления, оковы на руках выцвели и потускнели настолько, что, кажется, сейчас рассыпятся в прах.
Я становлюсь перед ним на колени, Смерть не успевает даже удивленно приподнять брови, а я уже хватаю его за плечи, нагибаю к себе и целую. Это весь мой контроль сейчас. Он вяло и чуть ошарашенно отвечает. Удивление – все эмоции для меня, которые он может предоставить. Все, что я сейчас заслуживаю. Поцелуй углубляется, я стону ему в рот, он наконец проявляет активность, чуть удивленно касаясь моей шеи острыми пальцами.
Выпутывайся, отчаянно думаю я. Сейчас, пока я не могу тебя остановить. Он проводит рукой по моим волосам в ответ. Не отстраняется, только теперь его губы сминают мои жестко, повелительно, с осознанием собственного превосходства. Теперь подчиняюсь я и это почти приятно.
Он отстраняется нарочисто медленно, чтобы я боролся с желанием потянуться следом за ним. Манипуляторная тварь. Смерть поправляет прядь, выбившуюся из его прически и медленно проводит пальцами по моим скулам.
- Не сейчас. Позже и по правилам, повелитель, – в его словах не чувствуется прежнего яда. Я чувствую себя жалким, разбитым, растоптанным. Хуже чем после того, как я оказался в клетке. Хуже, чем после того, как я был вынужден закрыть в клетке Смерть.
Только одна мысль заставляет меня улыбнуться, и я почти готов произнести её вслух, но он неожиданно пристально и почти зло всматривается в меня.
- Только попробуй заикнуться о Стокгольмском синдроме, – он выдерживает этот раздраженный взгляд, но потом все снова заволакивает синий лед его спокойствия. Смерть чуть изгибает губы в улыбке и говорит, – Зови Брэйди. Проложим маршрут моего движения.
Он предаст меня, я знаю это. Просто он никогда мне не принадлежал.
@музыка: никакой музыки, голова болит
@настроение: пропускаю пары, болею =(
@темы: Supernatural